Ирина Коробкина,
читатель Ставропольской краевой библиотеки им. М. Ю. Лермонтова
В романе Александра Иличевского два мира: мир маргиналов и мир социальных элементов, и соединяет их самих биография главного героя Савелия Королева. Невольно возникает литературная параллель с романом Андрея Платонова «Чевенгур», где вся жизнь – это приближение к мечте – прекрасному коммунизму, построенной на экзистенциональном кризисе отношений и ценностей. Здесь тоже экзистенциональные поиски, которые возникают из социальной дисгармонии предперестроечного времени, маргинальности главного героя, отсутствия доверия к жизни.
Мир Матисса, который работал в созданном им направлении «фовистов» – переводится как «дикий» – из-за нестандартного сочетания цветов, линий, форм кажется ярким, живым и наполненным ощущением первозданности бытия – это та мечта, которая незримо присутствует на страницах романа.
Справедливость сравнения с «Чевенгуром» А. Платонова подтверждается еще одним сюжетом – после событий в Белом доме один из персонажей Вадя в своих «варварских рассуждениях размышлял так: «А я тебе скажу, что бунт внешний ничего не даст. Бунт должен быть внутренним, направленным внутрь такой силы, чтобы кишки распрямились».
Матисс в его книге – это «фигура умолчания», которая незримо структурирует смысловую наполненность романа в качестве способа восприятия, а однажды в тексте даже появляется двойник живописца и его натурщица – величественный старик в окне рыбного ресторана на Петровне в компании очень красивой девушки.
Сам Иличевский на вопрос «Почему «Матисс»?» отвечает: Матисс в названии –это потому что Матисс – это художник цвета и, соответственно, история о зрении, про цвет, про то, что Королев узрел «Со зрячими мертвецами с букетиками фиалок в глазах», то есть с какой-то позитивной картинкой, пробираясь сквозь дебри своей биографии, стереотипов, решений, сюжетных поворотов, главный персонаж выходит к чистому, свету, – абсолютной идее, «абсолютной идеей чего «Христа или Антихриста?»
А Роман Александра Иличевского вовсе не о великом французском художнике, а о поколении 1970-х гг. , когда интеллектуальная элита переживала, как это ни странно звучит, «кризис самоидентификации», когда шел процесс переоценки значимых ценностей. Королева, ученого-физика, которого настигли метафизические искания, точкой отсчета, в котором было самоопределение и видение своих перспектив, и эмоциональные переменные (разочарование – уверенность в себе, нужность, отсутствие востребованности).
Из-за необычно выбранной темы и его нестандартной трактовки роман отличается от постмодернистских романов, в которых акцент делается на эксперименты с формой и языком, роман кажется написанным о российской действительности. Бомж – это самодостаточный способ бытия, который в контексте мировоззрения главного персонажа можно понять за странничество, стремление к подлинности бытия, мессианские настроения, стремления к поиску истины. Он наделен живучестью мироощущения, чувствами, мотивами. Эта метафора постперестроечного времени – человека, который живет по присущим ему законам. Королев завис в безвременье, как будто он сам к этому стремился, живя по законам мифологического времени, которое начинается ниоткуда и, уходя в никуда, где нет ничего, выходящего за рамки прогнозов и намека на индивидуальность, стремление растворить свою личность в божественной сути. Да и любовь в боге он считает эгоистичной, потому что она построена на основе любви.
Автор под новым ракурсом взглянул на это явление, находящееся вне социального контекста, благодаря своему авторскому методу. Авторская интонация, не лишенная спокойной эпичности и дистанцированности от происходящего, позволяет понять эту асоциальность как самобытность и вызывает определенную философскую грусть.
На пике популярности остросюжетной литературы и постмодернистских романов Иличевский стоит особняком, он идет от слова, и через желание говорить своим языком доходит до глубоких пластов человеческого бытия.
Стремление Королева раствориться в мире неживой материи – это стремление к саморазрушению.
Искусство слова принадлежит к группе динамических, временных искусств (в отличие от искусств пластических, пространственных), но в романе «Матисс» они удачно дополняют друг друга.
Мироощущение Матисса «наполняет» эмоциональный подтекст романа. Творчество Матисса как бы структурирует содержание романа: здесь есть яркие, бурные краски фовистов и их ощущение полноты бытия, много света, который струится с полотен импрессионистов, строгая рациональность пуантилизма и аналитическая трактовка образа, и отсутствие общественной сущности человеческого бытия и стремление к неорганике от кубизма.
На особенности изображения главного героя в романе «Матисса» сыграла эстетика «фовизма».
В динамичном мазке и чувственной выразительности произведений фовистов открывается фантастический, полный радости мир красок и ощущений. Это напоминает то мироощущение, к которому стремится главный персонаж романа: «или напротив, вдруг его одарит бытие покойным, тягучим сном, в который он возьмет весь свой открытый мир, без прикрас и неточностей, без пробелов и скрытности, без этих световых обмороков, которые высекают из его сетчатки свей кремнистою подошвой слепящий тонкий человек».
Как это напоминает творческие принципы фовистов, их эстетику. В романе много света, воздушности: мы как будто учимся дышать не в вакууме, открываясь тем визуальным рядам, которые заполняют произведение: «воздушные города забвения, полной душевной анестезии и упоительности зрения». Это напоминает творческие принципы импрессионизма, здесь много воздуха, легкости, света, пространство приобретает как бы трехмерное измерение и появляется это ощущение полноты бытия в полном одиночестве, когда подлинные отношения он находит после приобретения гипсовой копии памятника умершей девушки из 19 в., то есть при общении с миром наживой материи, что обусловлено самой психологией главного персонажа: он стремится моделировать отношения в своем внутреннем мире, не найдя их в реальности.
Как известно, на позднем этапе своего творчества Матисс использовал технику «декупаж» – вырезал картины из яркой бумаги, главной задачей было правильное сочетание соседних цветов. Один из персонажей романа А. Иличевского делал тоже самое. «Беня – рыжий парень с лицом убийцы – качал головой и уходил в другую комнату. Он шел дальше вырезывать коллажи –бешено расхаживаясь, бросаясь вдоль стены, прикладывая тут и там лоскуты на пробу контраста. Он кроил их из цветной бумаги, журнальных иллюстраций, этикеток, кусков материи, пингвиньих и гагачьих перьев, бересты, картона, гагачьих гнезд на пестрых просторных пучках и букет коллажей кружились ракеты и ракеты и космонавты, дома и церкви, трактора из башни, пол и небо, рыбы и люди, цветы и бесы».
Эти росписи на стенах кажутся экзотичными, яркими напоминанием о насыщенном впечатлениями мире, фрески, которые напоминают об удаленном рае, намеке на мечту, главным образом отсылают нас к романтизму, где все пространство делится на реальность, в котором нет романтизма и мечту, которая является воображаемой.
Цветовая палитра романа мысленно делится на две цветовые плоскости: монохромная и ту, которая отличается жизнерадостным светлым мировосприятием. На Цветном бульваре на одной из стен можно найти роспись «Испанка с веером», что ассоциативно выводит нас на картину Матисса «Испанка с бубном» (1990).
Кубизм представляет первое открытое формалистическое течение 20 в. В творчестве кубистов живой образ человека и органический мир подменили неким отвлеченным механизированным комплексом. Из их живописи исчезает все, что характеризует общественную сущность человеческого бытия. Чувства и переживания изгоняются из картины, чтобы уступить место условной формуле, символизирующей обесчеловеченную техникой цивилизацию как якобы знамение времени. Итак Королев стремится от органики к неорганике, читая труды средневекового мыслителя Иегуды Авитара, в частности, об огнепоклонниках Аримана, поклонявшихся неорганическому огню происходящему из недр землю и противопоставлявшимся последователям Заратустры, который требовал поклоняться чистому огню, происходящему из живого дерева. На протяжении всего романа доминирует смысловое противопоставление «живое–неживое». Чего только стоит привязанность его к прогулкам по кладбищу, на одном из которых он находит себе мраморную подругу. Очарованный статуей девушки, установленной в старой склепе-часовне, Королев заказывает гипсовую копию, приносит в свою квартиру, часами смотря на нее, покупает платья, бижутерию и, наконец, кольцо и фату. Литературовед же вспомнит многообразные мифы о мертвой невесте и обручение со статуей. Можно обвинить главного героя в некрофилии, но этот роман не ставит медицинские диагнозы и наблюдение за психологическими изменениями в поведении главного героя – это не основная авторская задача. Этот роман решает нравственно-философские проблемы.
Налицо признаки экзистенционального кризиса, отсутствия базового чувства доверия к миру, что, с точки зрения психоанализа, можно объяснить тем, что Королев сирота, воспитанник детдома, и поляризацией чувств (из эйфории в депрессию, минуя стабильность и комфорт, уверенность в будущем) в его мироощущении. Королева тяготит бессмыслица бытия, ее пустота, несмотря на внешнюю относительную стабильность (период сотрудничества с Гиттисом).
Не случайно образ главного героя становится практически метафорой эпохи постперестроечного времени не столько из-за фактора, что в романе Иличевского собраны «типичные люди в типичных обстоятельствах», то есть роман выдержан в жанре реализма, в отличие от постмодернистских романов, теряя в этих обстоятельствах свой социальный статус, индивидуальные черты, он становится новым феноменом современной русской литературы во многом благодаря своей маргинальности. Автор романа Александр Иличевский накладывает трафарет привычных отношений на жизнь своих героев, не ища в отступлениях уникальности – это ощущение, присутствует на страницах романа во многом благодаря авторской интонации, не лишенной спокойной эпичности и дистанцированности от происходящего.
Диалог «автор – читатель» – присутствует постоянно, основанный на необычности выбранной темы, ее трактовки в сюжете, как и присутствует в произведении Иличевского понятие сотворчество, которое основано на аллюзиях, сравнениях с прочитанными ранее произведениями Ф.М. Достоевского, А. Платонова, «Чевенгур», В. Гюго «Отверженные», М. Горького «На дне», средневековыми готическими романами, знакомстве с античной мифологией.
Интересна организация пространственно-временных значений романа. Традиционные пространственные ориентиры замкнутого пространства, «простор – образ открытого пространства, «порог» – «окно», «дверь» – граница между тем и другим издавна является точкой приложения осмысляющих сил в культурных моделях мира.
Древние типы ценностных ситуаций, реализованных в пространственно-временных образах «вокзал» или «аэропорт» как места решающих встреч и разминовений, выбора пути, внезапных узнавании и прочее соответствует старинному перекрестку дорог. Вспомним Курский вокзал, где Королев готовился к странничеству, принимал жизненно важные для себя решения. Духовные координаты пространства и времени обнимают в его романах всю человеческую Вселенную с ее чувствами, событиями и неожиданностями. Роман Александра Иличевского «Матисс» отдельно стоит в современной русской литературе, заполненной постмодернистскими романами с их экспериментами с формой и языком и стратегией деконструкции. Деструктивные моменты в романе присутствуют на духовном, метафизическом уровне, но обусловлены реализмом произведения. В этом особенность романа А. Иличевского «Матисс».
.jpg)