Родился Григорий Иванович Филипсон

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ ФИЛИПСОН

Григорий Иванович Филипсон был из тех людей, для кого само происхождение создавало благоприятные условия для карьеры. Родился он в дворянской семье 1(13) января 1809 года в городе Казани, где его отец командовал гарнизонным полком. Когда ему был год, отец вышел в отставку и поселился в имении жены в с. Архангельском Пензенской губернии, где мальчик рос до 9 лет. В 1818 году он был определен в университетский пансион, содержавшийся в Казани преподавателем немецкого языка Лейтером, а осенью 1821 года поступил в Пензенскую гимназию. Когда Григорию исполнилось 14 лет, отец определил его юнкером в Олонецкий пехотный полк, откуда через год он был отправлен в юнкерскую школу в Могилеве. После года учёбы здесь Филипсон был переведен в офицерское училище, откуда в феврале 1826 года выпущен прапорщиком в Гренадерский принца Евгения Вюртембергского полк. В 20 лет он уже был командиром роты. Когда в 1830 году началось восстание в Польше, то он принимал участие в его усмирении и в штурме Варшавы, за что получил орден Святой Анны 3-й степени с бантом. По возвращении из польского похода Филипсон был прикомандирован к Военной академии (позже – Академии Генерального штаба), в которую и поступил в числе первых в 1833 году. После окончания двухгодичного курса в чине капитана он был причислен к Генеральному штабу. Еще в академии Филипсон, думая о службе на Кавказе, начал изучать восточные языки, намереваясь применить там свои знания. По собственному желанию он в 1835 году был направлен на Кавказ, где состоял в распоряжении командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерала Вельяминова, штаб которого располагался в городе Ставрополе. Ему очень часто приходилось принимать участие в топографических съемках местности. Позже он стал начальником штаба при начальнике 1-го отделения Черноморской береговой линии генерал-майоре Н. Н. Раевском. Штаб, по словам Г. И. Филипсона, почти весь состоял «из разжалованных или по крайней мере не по своей воле прибывших на Кавказ». Находясь на линии, Филипсон участвовал в нескольких походах против горцев. За экспедицию в 1842 году получил орден Святого Владимира 3-й степени. В той же должности он продолжал служить и при генерал-майоре Анрепе, преемнике Раевского. В 1845 году Филипсон был произведен в генерал-майоры и назначен начальником штаба войск Кавказской линии, командующим которой в это время был генерал-лейтенант Н. С. Заводовский, а сам штаб располагался в городе Ставрополе. Кавказская линия состояла в это время из пяти отдельных частей: Черноморской кордонной линии, правого фланга, центра, Владикавказского округа и левого фланга.

 Г. И. Филипсон, вступивший в должность с 5 мая 1845 года, так описывал в своих воспоминаниях город того времени: «...Новая моя резиденция, город Ставрополь, порядочно изменилась с тех пор, как я был там в первый раз, десять лет тому назад. Город очень расширился, особенно в нагорной части. Огромный пустырь за домом командующего войсками наполовину застроился. Явились большие дома, каменные и деревянные, казенной архитектуры. Губернские присутственные места поместились в новых огромных зданиях, для них построенных. Даже городской острог потерял свою прежнюю патриархальную наружность: его заменило огромное каменное здание со всем тюремным комфортом и с титулом городской тюрьмы. Вообще видно было, что торговля и промышленность усердно разрабатывали единственный местный источник обогащения – казну. В Ставрополе и прежде не было и теперь почти нет коренных местных жителей, а есть подвижное служащее население или люд, которые кормятся Кавказскою войною. Только им было на руку крайнее усложнение в последнее время администрации военной и гражданской. Впрочем, грязь в городе осталась та же самая, да не переменился тоже и характер гражданской администрации».

В 1845 году кавказским наместником стал князь М. С. Воронцов. Именно он был инициатором назначения на высокую должность 36-летнего Филипсона, что многим не понравилось в Тифлисе, столице наместничества. Но те порядки, которые завёл Воронцов, вызывали неприятие у Филипсона. По словам Филипсона, князь Воронцов деятельно занимался делами, работал легко, законов не знал, да и не хотел знать. Будучи недовольным порядками, заведенными новым главнокомандующим, Филипсон задумал в 1847 году оставить Кавказ и подал прошение об увольнении его по болезни в отпуск на год для лечения. Воронцов ему не препятствовал, но неожиданно император Николай I, считая Филипсона знатоком Кавказского края, приказал ему явиться в Петербург для получения личных указаний относительно предполагавшегося усиления Кавказского линейного казачьего войска перечислением в него государственных крестьян Ставропольской губернии. Князь Воронцов был с этим не согласен и высказал своё мнение в донесении, посланном императору с Филипсоном. Последний, наоборот, в основном разделял мнение Николая I, о чем и доложил ему при аудиенции. Император велел Филипсону составить об этом записку, которую немедленно утвердил и передал для исполнения в Департамент военных поселений, в тот же день отославший ее наместнику Кавказа. После этого служба Филипсона под начальством князя Воронцова сделалась невозможною.

В сентябре 1849 года Филипсон был назначен начальником штаба 4-го пехотного корпуса, а через год в связи с болезнью вышел в отставку с мундиром и полным пенсионом. Вскоре ему было объявлено монаршее благоволение за отличный порядок в войсках корпуса, а в феврале 1851 года за отлично-усердную и примерно-ревностную службу на посту начальника корпуса ему был пожалован орден Св. Анны 1-й степени. Выйдя в отставку, Филипсон занялся устройством имения, принадлежавшего его жене в земле Войска Донского. Почти пять лет Филипсон прожил в своем имении, не намереваясь больше возобновлять службу на военном поприще. Но в 1855 году по настоянию вновь назначенного главнокомандующим Кавказской армией генерал-адъютанта Николая Николаевича Муравьева, которому известна была деятельность Филипсона на Черноморской береговой линии, и в связи с Крымской войной он согласился возвратиться на военную службу.

В июне 1855 года он вновь был определён на службу в Генеральный штаб с назначением состоять в распоряжении наказного атамана Войска Донского. В июле того же года по настоянию Н. Н. Муравьева Филипсон был назначен наказным атаманом Черноморского казачьего войска. За благоразумную распорядительность и труды в 1855 году при охране вверенного ему пространства он стал кавалером ордена Св. Анны с императорскою короною и мечами.

Преемник Н. Н. Муравьева на посту командующего Кавказской армией князь А. И. Барятинский, который знал Филипсона по Кавказу ещё в 30–40-е гг., высоко ценил его. В августе 1856 года, кроме наказного атамана, он назначил Филипсона командиром 1-й бригады 19-й пехотной дивизии, а 12 июля 1858 года – командующим войсками правого крыла Кавказской линии.

А. И. Барятинский неоднократно представлял его к наградам. За военные отличия в делах против горцев Филипсон 23 сентября 1857 года был произведен в генерал-лейтенанты. За благоразумную распорядительность и отличия, оказанные им в делах с горцами при устройстве новой линии по реке Адагуму, получил монаршую благодарность и был пожалован в октябре 1858 года орденом Св. Владимира 2-й степени с мечами; 15 октября 1859 года за отлично-усердную службу и боевую распорядительность, проявленные во время экспедиции осенью 1858 года между реками Лабою и Белою, пожалован орденом Белого Орла с мечами, а 6 декабря 1859 года за долговременную постоянно-отличную службу и важные заслуги, оказанные на пользу Кавказского края, – орденом Св. Александра Невского с мечами.

Эти выдающиеся награды, полученные Филипсоном в столь короткое время, а равно назначения служат доказательствами его способностей к исполнению порученных ему дел и расположения к нему князя Барятинского. Вместе с тем они могли стать поводом к разного рода интригам против него.

Летом 1859 года российскими войсками был покорен Восточный Кавказ, а взятый в плен Шамиль отправлен в Петербург. Осенью того же 1859 года в результате действий войск под начальством Филипсона присягнули российскому императору абадзехи, многочисленное воинственное племя Западного Кавказа. Один из ставленников Шамиля в этой части Кавказа Магомет-Амин был отослан в Петербург. Это и была та важная заслуга Филипсона перед Кавказским краем, о которой упоминается в данной ему грамоте на получение ордена Св. Александра Невского.

Князь Барятинский после покорения Восточного Кавказа спешил закончить покорение всех племен, обитавших на Западном Кавказе. Филипсон, как командующий войсками крыла Кавказской линии, составил проект этого покорения, на котором князь Барятинский 26 февраля 1860 г. написал: «Кажется, дельно; увидим, как исполнится». Эта резолюция свидетельствует о неполной уверенности князя Барятинского в успехе Филипсона. Барятинскому нужен был на этом посту более твердый проводник намечаемой линии на быстрейшее покорение Западного Кавказа.

В конце августа 1860 года князь Барятинский прибыл в город Владикавказ, где почти в течение месяца решались важнейшие вопросы, связанные с завершением покорения Кавказа. Для этого во Владикавказ были вызваны командовавшие войсками Кубанской и Терской областей генерал Филипсон и граф Евдокимов, наказной атаман, начальник штаба Кавказского войска генерал Попандопуло и исправлявший должность наказного атамана Черноморского войска генерал Кусаков. На совещаниях присутствовал управляющий военным министерством Д. А. Милютин, только что назначенный на этот пост с должности начальника главного штаба Кавказской армии.

Обсуждались три главных вопроса: покорение Западного Кавказа, заселение его христианским населением и новая организация Кубанской и Терской областей, названия которых были присвоены бывшим правому и левому флангам Кавказской линии без всякой, однако, внутренней организации в правительственном отношении и даже без всякого на практике территориального разделения. В связи с этим предполагалось разделение бывшего Кавказского линейного казачьего войска в таком порядке, чтобы первые шесть его бригад, поселенные от верховьев р. Кубани до границы Черномории со всеми передовыми линиями слились с Черноморским казачьим войском и образовали одно Кубанское казачье войско. Остальная часть бывшего Кавказского войска, поселенная по Малке, Подкумку и Тереку со всеми передовыми линиями, получила бы наименование Терского казачьего войска. Таким образом, по мнению Барятинского, казаки, поселенные в Кубанской и Терской областях, получили бы наименования по двум главным на Кавказе историческим рекам, Кубани и Тереку, прославленным их подвигами.

На этих совещаниях решался, прежде всего, первый и самый главный вопрос о покорении Западного Кавказа. О чрезвычайной важности и секретности этого вопроса свидетельствовало то, что окончательное совещание по нему проходило только с участием четырёх человек: Барятинского, Филипсона и Евдокимова в присутствии Милютина. Барятинский предложил Филипсону первому высказать свое мнение, как местному начальнику. Филипсон изложил свой план, который в основном исходил из его предложений, высказанных ещё в начале 1860 года и представленных Барятинскому после покорения абадзехов. Наиболее полно оно находит своё отражение в заключительной части его выступления: «Выше сказано, что стратегических пунктов в этом крае нет, а потому остается или прибегнуть к немедленному способу прорубания просек и возведению ряда укреплений, или вести истребительную войну. Успехи наши могут фанатизировать эти племена, издревле не знавшие над собою власти; отчаяние может родить новые элементы для народной борьбы, которая с каждым шагом вперед будет для нас труднее, потому что мы будем удаляться от основания наших действий и более углубляться в самые недра гор. Тот же самый Магомет-Амин, который теперь усердно действует в нашу пользу для своей собственной, может стать в голове фанатизированного народа и повторить всю кровавую драму Шамиля, только в больших размерах. Следует вспомнить, что здесь народы не разрознены и не разноплеменны; край не подвергался никаким бедствиям войны или фанатического деспотизма, и что размеры театра войны огромны. Наконец, нельзя не принять в соображение, что действия наши в этой части Кавказа входят до некоторой степени в соображения европейской политики. Быстрое покорение восточной половины Кавказа, составлявшей до сего времени главный театр наших действий против горских племен, не могло не возбудить опасение Англии, что окончание войны на Кавказе даст России огромные военные средства, которых употребление, может быть, и противно интересам Англии. Поэтому естественно, что английское правительство, не признающее прав России на этот край, будет с нетерпением выжидать случая раздуть угасающее на Кавказе пламя войны, а при каком бы то ни было перевороте в Европе (возможность, а, может быть, и близость которого нельзя отвергать) англичанам легко будет подать горцам действительную помощь и тогда война примет совсем другие размеры.

Блистательные успехи прошлого года в восточной стороне Кавказа и взятие Шамиля имели сильное влияние на народ западной половины. Остается желать, чтобы ожесточенная война в сей последний год под знаменем религиозного фанатизма и при содействии европейского союзника не произвела когда-нибудь вредного влияния на народы Чечни и Дагестана.

Таков возможный ход дел в этом крае, предполагая самые неблагоприятные для нас обстоятельства. Конечно, вместо всех предвидимых затруднений может возникнуть непредвидимая случайность, которая даст делу совсем другой оборот. Пылкий и легкомысленный характер полудиких горцев допускает такое предположение, но на это нельзя рассчитывать и потому желательно заранее изыскать более надежные средства для избежания затруднений. По моему убеждению, эти средства должны состоять в том, чтобы немедленно обратить все наши свободные военные способы против шапсугов и продолжать решительные средства до тех пор, пока они покорятся безусловно и их земля будет прочно занята. В продолжении этого времени не следует делать у покорившихся народов никаких резких нововведений, которые бы повлекли к какому-нибудь враждебному для нас волнению, а напротив, стараться лаской и заботами об их материальных интересах показать им осязательно выгоды их настоящего положения. Время и привычка будут сильными нашими союзниками и помогут нам без потрясений довести эти народы до гражданского благоустройства. Для этого, естественно, необходимо проложить удобные военные пути через землю абадзехов, обеспечить их укреплениями и ввести у них управление, вполне соответствующее видам нашего правительства. Но все это необходимо также и в земле шапсугов с тою разницею, что, действуя исключительно против сего последнего народа, мы ограничиваем театр войны местностью, сравнительно более доступною, а сопротивление – одними средствами шапсугов. Даже убыхи не примут в этой войне деятельного участия. Этот народ, самый воинственный в западной половине Кавказа и занимающий неприступные горные и лесные трущобы, уже начал переговоры о принесении покорности на тех же основаниях, как принесли оную абадзехи. Легко может быть, что этот первый шаг поведет к более прочным результатам. Влияние Магомет-Амина и примеры союзных нам абадзехов могут быть в этом случае столько же полезны, как и удовлетворенье материальных потребностей убыхов, как то: свободной торговли и дозволения поездок в Турцию с невысказываемою, но во всяком случае для нас безвредною, целью.

Предоставленное одним своим средствам народонаселение шапсугов в 150 тысяч душ может оказать упорное сопротивление, но есть всякая вероятность, что этот народ не решится доводить дело до последней крайности, особливо если убедиться, что безусловная покорность натухайцев повела к благосостоянию. Есть много причин надеяться, что постройка сильного укрепления в центре земли шапсугов на северной стороне хребта и особливо зимняя экспедиция, направленная несколькими отрядами по одному общему плану, заставит шапсугов покориться. Этим фактически кончится вековая борьба на Кавказе и явится единственный в истории пример покорения оружием 800 т. горцев, воинственных, бедных, многие века не знавших над собою власти иноплеменных и иноверных.

Принесение шапсугами присяги на подданство императору всероссийскому положит конец недоброжелательному оспариванию какою-либо иностранною державою прав России на кавказских горцев и их землю. Тогда мы свободно можем приняться за постепенное упрочение нашего владычества в этом богатом, девственном крае, за развитие в нем благосостояния и цивилизации».

В этом заключительном слове, как свидетельствовали очевидцы, вылился весь Григорий Иванович Филипсон, красноречивый, любезный, умный, добрый, склонный к мечтательности, идеалист, малопрактичный несмотря на довольно долгую службу на Западном Кавказе и на бывшей Черноморской береговой линии, плохо знавший характер тех горских народов, которых он собирался покорять не столько оружием, сколько, по его словам, лаской и заботами об их материальном благосостоянии, устранением резких у них нововведений, надеясь на них в будущем, как на сильных союзников, которые помогут нам без потрясений довести эти народы до гражданского благоустройства.

Вполне естественно, что Барятинский и Евдокимов после покорения Восточного Кавказа и пленения Шамиля не могли принять идеалистический план Филипсона, по замыслу которого Кавказская война опять должна была тянуться неопределённое время. Да и император Александр II настаивал на решительных действиях и скорейшем окончании этой войны во что бы то ни стало. Наконец, быстрое окончание борьбы с горцами подняло бы престиж России в глазах Европы и всего света после неудачной и разорительной Крымской войны. План Филипсона этому противоречил.

В противовес Филипсону Евдокимов предложил срочно начать военные операции в верховьях рек Лабы и Белой, чтобы постепенно и последовательно вытеснить горцев в направлении к Черному морю. При несогласии горцев поселиться на степных пространствах Ставропольской губернии изгнать их в Турцию, а весь этот обширный край заселить русским народом. Без этого, утверждал он, завоевание Западного Кавказа не будет полным и окончательным, так как Турция всегда может по-прежнему посылать к горцам своих эмиссаров для подстрекательства против нас и доставлять им оружие. Барятинский согласился с этими предположениями.

На следующий день Барятинский объявил, что Филипсон назначается начальником главного штаба Кавказской армии, а на его место начальником Кубанской области, командующим расположенными войсками в ней и наказным атаманом Кубанского казачьего войска с оставлением прежних должностей начальника Терской области и командующего в ней войсками назначался генерал Евдокимов. По вопросу о заселении Западного Кавказа христианским населением, преимущественно казачьим, принято было мнение Филипсона, предлагавшего начать усиленное переселение прежде всего целыми казачьими полками, поселенными со второй линии от реки Кубани. На дальнейших совещаниях было решено произвести территориальное разделение Кубанской и Терской областей. Границей между ними была установлена река Кума, вытекающая из главных предгорий, именуемых Кум-Баши, вблизи Эльбруса до того пункта ниже города Георгиевска, где она входила в территорию Ставропольской губернии.

Затем были образованы Кубанское и Терское казачьи войска, о чем там же, во Владикавказе, был отдан приказ, согласно которому атаманами были назначены: Кубанского войска – граф Евдокимов, а под ним, исправлявшим эту должность на месте в городе Екатеринодаре, – начальник штаба генерал Кусаков, а Терского – исправляющим должность наказного атамана генерал Попандопуло, бывший начальником штаба упраздненного Кавказского линейного войска.

После решения вопросов все выехали на свои места. Генерал Филипсон покинул Ставрополь и отправился к новому месту службы в штаб Кавказской армии в Тифлисе.

Однако на посту начальника штаба армии Филипсон пробыл недолго. В этой должности он узнал многое о тех интригах, которые плелись против него, как командующего правым флангом Кавказской армии, узнал, что отстранение его от командования войсками на Западном Кавказе было предрешено заранее и что ему единственной поддержкой служил князь Барятинский, постоянно к нему благоволивший. Но было очевидно и то, что князь по нездоровью недолго останется на Кавказе, поэтому Филипсон с начала 1861 года начал хлопотать о новом служебном назначении.

В июле 1861 года Филипсон был уже сенатором в Петербурге, получив при увольнении с должности начальника штаба бриллиантовые знаки ордена Св. Александра Невского. Он был уверен, что кроме присутствия в Сенате не будет привлечен больше ни к какой служебной деятельности. Но в августе сослуживец его ещё по службе на Береговой линии, генерал, граф Путятин, назначенный весной 1861 г. министром народного просвещения, упросил его занять место попечителя Санкт-Петербургского учебного округа и настоятельно требовал немедленного согласия в связи с предполагавшимся на другой день отъездом императора из столицы. Филипсон согласился, надеясь быть полезным учащейся молодёжи.

Но в сентябре начались небывалые волнения студентов в знак протеста против некоторых строгостей, которые вводил новый министр. Часть студентов была арестована, и к ним применили различные меры наказания. Конечно вины Филипсона в возникновении беспорядков не было. Как любящий отец большого семейства он старался по возможности облегчить участь студентов. Волнения студентов произвели огромное впечатление на власти, и они вынуждены были уступить и провести реформу просвещения, предоставив внутреннюю автономию университетам. Генерал Путятин покинул пост министра. Весной 1862 года Филипсон оставил место попечителя учебного округа. После путешествия по Европе он осенью был назначен присутствовать в Департаменте герольдии и первом общем собрании Правительствующего Сената. Эти занятия продолжались до начала 1878 г., когда он, получив годовой заграничный отпуск из-за состояния здоровья младших дочерей, уехал во Флоренцию. В 1879 году ему продолжили отпуск еще на год. В 1880 году он был освобожден от присутствия в Сенате с сохранением звания сенатора. В октябре 1880 года, в день 50-летия службы в офицерских чинах, Филипсон был произведен в генералы от инфантерии с оставлением по Генеральному штабу. В последние годы жизни он жил в Петербурге и писал свои «Воспоминания», которые успел довести только до 1847 года. Они являются ценным свидетельством многих интересных эпизодов из истории России, очевидцем которых он был. В них немало метких характеристик кавказских и государственных деятелей.

Новогодняя ночь 1 января 1883 года оказалась трагичной для Филипсона. Новый год он встречал с дочерьми у знакомых, проживавших недалеко на одной улице. Он был весел, читал стихи. Новый год для него был особой радостью. Ему исполнилось 74 года. Когда Филипсон возвращался домой, то при переходе Невского проспекта был сбит четверкой лошадей. Впоследствии выяснилось, что лошадьми управляли господа, так как пьяный кучер ранее свалился с козел. Филипсон, получив сотрясение мозга, попросил полицейского, который поднял его, отвезти себя домой, но называл адреса тех квартир, в которых проживал раньше. Полицейский после долгих разъездов отвез его в Мариинскую больницу, откуда в тот же день Филипсон был доставлен на свою квартиру. Медики нашли раны не очень значительными, но констатировали сильное сотрясение мозга при падении, простуду и большую потерю крови при долгих разъездах. Через две недели 14 января 1880 года Григорий Иванович Филипсон скончался, а 17-го тело его было отвезено в Москву и на другой день похоронено в Алексеевском монастыре близ могилы жены.

Н. Д. Судавцов

// Ставропольский хронограф на 1999 год. – Ставрополь, 1999. – С. 17–24.